• THE NEW WORLD ORDER: SYSTEM, UNITY,  CULTURE

 

We concluded that the crisis in the concept of world order was the ultimate international problem of our day.

 

Our age is insistently, at times almost desperately, in pursuit of a concept of world order.

 

In the modern world the need is for a global world order. An array of entities unrelated to each other by history or values (except at arm’s length), and defining themselves essentially by the limit of their capabilities, is likely to generate conflict, not order.

 

The unity of things lies beneath the surface; it depends upon a balanced reaction between opposites.”

 

The mystery to be overcome is one all peoples share—how divergent historic experiences and values can be shaped into a common order.

 

History’s meaning is a matter to be discovered, not declared.

 

Can regions with such divergent cultures, histories, and traditional theories of order vindicate the legitimacy of any common system?

 

Is there a single concept and mechanism logically uniting all things, in a way that can be discovered and explicated, or is the world too complicated and humanity too diverse to approach these questions through logic alone, requiring a kind of intuition and an almost esoteric element of statecraft?

 

The old order is in flux while the shape of the replacement is highly uncertain. Everything depends, therefore, on some conception of the future.

 

Is it possible to translate divergent cultures into a common system?

 

The contemporary quest for world order will require a coherent strategy to establish a concept of order within the various regions, and to relate these regional orders to one another.

 

The celebration of universal principles needs to be paired with a recognition of the reality of other regions’ histories and cultures.

 

World order cannot be achieved by any one country acting alone. To achieve a genuine world order, its components, while maintaining their own values, need to acquire a second culture that is global, structural, and juridical—a concept of order that transcends the perspective and ideals of any one region or nation. At this moment in history, this would be a modernization of the Westphalian system informed by contemporary realities.

​

• CHANGE OF THE WORLD ORDER: WHY NOW?

 

EVERY AGE HAS ITS LEITMOTIF, a set of beliefs that explains the universe, that inspires or consoles the individual by providing an explanation for the multiplicity of events impinging on him. In the medieval period, it was religion; in the Enlightenment, it was Reason; in the nineteenth and twentieth centuries, it was nationalism combined with a view of history as a motivating force.

​

Science and technology are the governing concepts of our age.

​

Yet by what purposes is this technology informed? What happens to international order if technology has become such a part of everyday life that it defines its own universe as the sole relevant one?

 

The idea of world order was applied to the geographic extent known to the statesmen of the time— a pattern repeated in other regions. This was largely because the then-prevailing technology did not encourage or even permit the operation of a single global system. Each defined itself as a template for the legitimate organization of all humanity, imagining that in governing what lay before it, it was ordering the world.

 

The West, which saw fulfillment in mastering empirical reality, explored the far reaches of the world and fostered science and technology. The other traditional civilizations, each of which had considered itself the center of a world order in its own right, did not have the same impetus and fell behind technologically.

 

That period has now ended. The rest of the world is pursuing science and technology

 

On the way to the first truly global world order, the great human achievements of technology must be fused with enhanced powers of humane, transcendent, and moral judgment.

 

Society needs to adapt its education policy to ultimate imperatives in the long-term direction of the country and in the cultivation of its values.

 

The inventors of the devices that have so revolutionized the collection and sharing of information can make an equal if not greater contribution by devising means to deepen its conceptual foundation.

 

In building a world order, a key question inevitably concerns the substance of its unifying principles—in which resides a cardinal distinction between Western and non-Western approaches to order.

 

Since the Renaissance the West has been deeply committed to the notion that the real world is external to the observer, that knowledge consists of recording and classifying data—the more accurately the better—and that foreign policy success depends on assessing existing realities and trends. The Westphalian peace represented a judgment of reality—particularly realities of power and territory—as a temporal ordering concept over the demands of religion.

 

In the other great contemporary civilizations, reality was conceived as internal to the observer, defined by psychological, philosophical, or religious convictions.

 

Success in such an effort will require an approach that respects both the multifariousness of the human condition and the ingrained human quest for freedom. Order in this sense must be cultivated; it cannot be imposed.

 

Any system of world order, to be sustainable, must be accepted as just— not only by leaders, but also by citizens. It must reflect two truths: order without freedom, even if sustained by momentary exaltation, eventually creates its own counterpoise; yet freedom cannot be secured or sustained without a framework of order to keep the peace.

 

​​

• THE BASIS OF THE NEW WORLD ORDER:

• THE MULTIPOLARITY OF THE REGIONS AND THEIR MORAL VALUES

 

    The essence of building a constructive world order is that no single country, neither China nor the United States, is in a position to fill by itself the world leadership role of the sort that the United States occupied in the immediate post–Cold War period, when it was materially and psychologically preeminent.

 

America would not be true to itself if it abandoned this essential idealism. Nor would it reassure friends (or win over adversaries) by setting aside such a core aspect of its national experience. But to be effective, these aspirational aspects of policy must be paired with an unsentimental analysis of underlying factors, including the cultural and geopolitical configuration of other regions and the dedication and resourcefulness of adversaries opposing American interests and values.

 

The universal relevance of the Westphalian system derived from its procedural—that is, value-neutral—nature.

 

Today the nature of the emergent world order is itself in dispute, and regions beyond Europe will play a major role in defining its attributes. Is the world moving toward regional blocs that perform the role of states in the Westphalian system?

 

The EU can also be interpreted as Europe’s return to the Westphalian international state system that it created, spread across the globe, defended, and exemplified through much of the modern age—this time as a regional, not a national, power, as a new unit in a now global version of the Westphalian system.

 

The Westphalian peace represented a judgment of reality—particularly realities of power and territory—as a temporal ordering concept over the demands of religion.

 

In the other great contemporary civilizations, reality was conceived as internal to the observer, defined by psychological, philosophical, or religious convictions.

​

Confucianism ordered the world into tributaries in a hierarchy defined by approximations of Chinese culture. Islam divided the world order into a world of peace, that of Islam, and a world of war, inhabited by unbelievers. Thus China felt no need to go abroad to discover a world it considered already ordered, or best ordered by the cultivation of morality internally, while Islam could achieve the theoretical fulfillment of world order only by conquest or global proselytization, for which the objective conditions did not exist. Hinduism, which perceived cycles of history and metaphysical reality transcending temporal experience, treated its world of faith as a complete system not open to new entrants by either conquest or conversion.

 

CAN'T WAIT LONGER!

At any given interval, we will usually be better served “to acquiesce in some qualified plan that does not come up to the full perfection of the abstract idea, than to push for the more perfect,” and risk crisis or disillusionment by insisting on the ultimate immediately.

 

Brief resume

​

The first truly global world order, the great human achievements of technology must be fused with enhanced powers of humane, transcendent, and moral judgment.

​

A genuine world order, its components, while maintaining their own values, need to acquire a second culture that is global, structural, and juridical

 

Any system of world order must be accepted as just— a framework of order to keep the peace.

​

Need a single concept and mechanism logically uniting all things

​

The regional, not a national, power, is a new unit in a now global version of the Westphalian system

​

The essence of building a constructive world order is that no single country, neither China nor the United States, is in a position to fill by itself the world leadership role

​

The contemporary quest for world order will require a coherent strategy to establish a concept of order within the various regions, and to relate these regional orders to one another.

 

The celebration of universal principles needs to be paired with a recognition of the reality of other regions’ histories and cultures.

​

......................................................................................................................................................................................

​

Новый Миропорядок:

Системность, Единство, Культура

 

Важнейшей международной проблемой наших дней является кризис концепции мирового порядка. Мы живем в исторический период, когда налицо упорная, временами почти отчаянная погоня за ускользающей от общего понимания концепцией мирового порядка.

 

Современному миру необходим глобальный миропорядок. Многообразие сущностей, политических единиц, никак не связанных друг с другом исторически или ценностно, генерирует конфликт, а не порядок.

 

«Единство вещей очевидно, оно лежит прямо на поверхности и зависит от согласованных взаимодействий между противоположностями».

 

Тайна, которую следует раскрыть, едина для всех народов: как наилучшим образом совместить различные исторические опыты и традиции в общем мировом порядке.

 

Исторический смысл заключается в том, чтобы обнаружить его, а не декларировать.

 

Способны ли регионы с различными культурами, историей и традиционными для себя теориями мирового порядка принять в качестве закона какую-то глобальную систему?

 

Существуют ли единая концепция и механизм, логически объединяющие все на свете таким образом, что это можно обнаружить и изучить, или наш мир слишком сложен, а человечество слишком многообразно, чтобы подступать к решению этих вопросов, вооружившись исключительно логикой, тогда как требуется известная интуиция и почти эзотерическое искусство государственного управления?

 

 «Международное сообщество» не в состоянии согласовать – или хотя бы договориться – об однозначном и непротиворечивом комплексе целей, методов и ограничений.

 

Старый порядок находится в постоянном изменении, в то время как форма, призванная его заменить, сама еще крайне неопределенна. Все зависит, следовательно, от некоей концепции будущего.

 

Возможно ли преобразовать различающиеся культуры в общую систему?

 

Современные поиски мирового порядка требуют согласованной стратегии, направленной на создание концепции порядка внутри  различных регионов и на взаимное увязывание этих региональных порядков.

 

Торжество универсальных принципов должно сопровождаться признанием реальности истории и культуры других регионов.

 

Ни одна страна, действуя в одиночку, не в состоянии сформировать мировой порядок. Для установления подлинного мирового порядка его элементы, сохраняя собственные ценности, нуждаются во второй культуре, которая является глобальной, структурированной и правовой, – в концепции порядка, выходящей за рамки перспектив и идеалов какого-либо отдельного региона или одной страны.

 

 

Смена миропорядка: почему именно сейчас?

 

Каждая эпоха имеет свой лейтмотив, набор убеждений, который объясняет вселенную, вдохновляет или утешает человека, предоставляя ответы на множество текущих вопросов. В Средние века эту роль выполняла религия; в эпоху Просвещения – рацио; в девятнадцатом и двадцатом столетиях – национализм в сочетании с пониманием истории как движущей силы.

Наука и технология являются определяющими понятиями нашего времени.

 

Запад, который считал достижением овладение эмпирической реальностью, занимался изучением дальних пределов мира и поощрял развитие науки и техники. Другие традиционные цивилизации, каждая из которых считала, что по праву занимает центральное место в миропорядке, не получили такого же импульса и отстали в технологическом плане.

Теперь этот период закончился! В остальном мире развивают науку и технику.

​

Но какими моральными принципами руководствуется эта технология? Что происходит с международным порядком, в котором технология стала повседневностью и даже постулирует собственную вселенную в качестве единственной релевантной?

 

Прежние доминирующие технологии нисколько не способствовали созданию единой глобальной системы. Каждая суверенная единица считала свой порядок идеальным лекалом для общественной организации человечества в целом, воображая, что своим способом управления упорядочивает мир.

 

На пути к первому настоящему глобальному миропорядку великие человеческие достижения в области технологий необходимо сочетать с расширенными возможностями гуманистического, трансцендентного и морального мышления.

 

Обществу следует адаптировать систему образования к главным императивам и долгосрочным целям, к развитию собственных ценностей.

 

 Изобретатели устройств, которые революционизировали сбор и обмен информацией, могут сделать то же самое, если не больше, разработав инструменты для выявления концептуальной основы информационного обмена.

 

Ключевой вопрос при построении мирового порядка неизбежно затрагивает сущность объединяющих его принципов – в которых и состоит кардинальное различие между западным и незападным подходами к миропорядку.

 

Начиная с эпохи Возрождения Запад испытывает глубокую убежденность в том, что реальный мир является внешним для наблюдателя, что познание заключается в фиксации и классификации данных – чем точнее, тем лучше, – и что успех внешней политики зависит от верной оценки существующих реалий и тенденций. Вестфальский мир представляет собой осмысление реальности – в частности, реалий сил и территорий, – как светского упорядочения в ущерб религиозным устоям.

 

Для других сегодняшних великих цивилизаций реальность выступает как внутренняя по отношению к наблюдателю и очерчивается согласно психологическим, философским или религиозным убеждениям.

 

Конфуцианство упорядочивает мир по ступеням подчиненности, иерархия определяется приблизительным соответствием китайской культуре. Для Ислама миропорядок разделен на «территорию мира» – собственно мир ислама, – и на «территорию войны», населенную неверными. Китай не испытывает потребности выходить за свои пределы – зачем открывать мир, который он считает упорядоченным или лучше организованным духовно благодаря моральному совершенству? Индуизм, оперирующий циклами истории и метафизической реальностью, которые выходят за пределы «бренного опыта», рассматривает свой мир веры как целостную систему, которая неподвластна завоевателям и новообращенным.

 

 

 

Основа нового миропорядка:

Многополярность регионов и их моральные ценности

 

Суть конструктивного мирового порядка в том, что ни одна страна, ни Китай, ни США, не в состоянии присвоить себе ведущую роль, подобную роли Соединенных Штатов непосредственно по завершении холодной войны, когда они остались «одни на вершине».

 

Успех в достижении подобной цели требует подхода, который уважает как разнообразие традиций человечества, так и укорененное в человеческой природе стремление к свободе. Именно в данном смысле можно говорить о мировом порядке, но он не может быть навязан.

 

Всеобщее значение Вестфальской системы проистекает из ее процедурной природы – нейтральной к моральным ценностям.

 

Америка бы изменила самой себе, если бы отказалась от внутренне присущего ей идеализма. Для эффективной политики подобные устремления должны действовать вкупе с несентиментальным анализом основополагающих факторов, в числе которых – культурная и геополитическая конфигурация других регионов, чувства преданности и единения, обилие ресурсов у неприятельской стороны, выступающей против американских интересов и духовных ценностей.

 

В самом ли деле мир движется в сторону региональных блоков, которые выполняют роль государств в вестфальской системы?

 

Создание ЕС можно толковать как возвращение Европы к вестфальской межгосударственной системе на сей раз в виде регионального, а не национального единства власти, как новый элемент новой, глобальной, версии вестфальской системы.

 

Любой мировой порядок, чтобы оказаться жизнеспособным, должен восприниматься как справедливый – не только лидерами, но и простыми гражданами. Он должен отражать две истины: порядок без свободы, даже одобряемый поначалу, в порыве экзальтации, в конечном счете порождает собственную противоположность; однако свобода не может быть обеспечена и закреплена без «каркаса» порядка, призванного помочь сохранить мир.

 

Нельзя больше ждать!

«В любое время обычно всего полезнее «молча согласиться на какой-то подходящий план, который не приближается к полному совершенству абстрактной идеи, чем требовать более совершенного» и рисковать кризисом или разочарованием, настаивая сразу же на окончательном результате».

​

Краткое резюме

​

• Первому настоящему глобальному миропорядку нужно  гуманистическое, трансцендентное и моральное мышление.

​

• Элементы подлинного мирового порядка нуждаются во второй культуре - глобальной, структурированной и правовой.

​

• Миропорядок должен быть справедливым. Его «каркас» будет создан для сохранения мира

​

• Нужна единая концепция и механизм, логически объединяющие всё на свете​

​

• Новая форма миропорядка крайне неопределенна. Необходима некая концепция будущего.

 

• Исторический смысл надо обнаружить, а не декларировать

​

• Региональное единство есть новый элемент новой, глобальной версии вестфальской системы

​

• Ни одна страна не в состоянии присвоить себе ведущую роль

​

• Несвязанное многообразие сущностей генерирует конфликт.

​

• Нужно наилучшее совмещение различных исторических опытов и традиций в общем мировом порядке.

​

• Необходима концепция порядка внутри  различных регионов, взаимоувязывание этих региональных порядков и выход за рамки отдельных региональных перспектив и идеалов

​

• Надо адаптировать систему образования к главным императивам и долгосрочным целям